Убил сегодня несколько часов на то, чтобы вырезать из "Наши матери, наши отцы" все любимые моменты с котиком-Томом, надо бы и о самом сериале написать.

Трехсерийный немецкий сериал, придающий новый смысл моему тэгу "мушкетеров должно быть пятеро, когда двоих убьют, останется трое (с)". Пятеро друзей-берлинцев в июне 41-того собираются в своем любимом кафе и делятся планами на будущее. Двое из них, родные братья, уходят на войну (один как раз котик-Том, повзрослевшая версия Альбрехта, парень, который решил, что будет разумно поехать на фронт с целым чемоданом книг), одна начинающая певица, одна фронтовая медсестра и один портной-еврей. Ситуация с портным-евреем меня сразу немного напрягла. Сидят они, значит, празднуют, шумят. Приходит рандомный проверяющий, конфискует пластинку с запрещенной музыкой, строго спрашивает еврея о его национальной принадлежности, получает ответ "немец" и уходит удовлетворенным. Но... парень... ты бы хоть документы посмотрел... Доктор Геббельс не одобряет -20.
Ну может, он спешил домой к любимым киндерам, ладно. Празднующая компания делает общую фотографию на память (ее будут часто демонстрировать зрителям, напоминая, как все было хорошо, а стало плохо) и намереваются встретиться снова в Рождество. Война к тому времени, понятное дело, окончится и наступит рай на земле.
читать дальше... А потом все идет по пизде.
Всех жалко, кроме Греты Дель Торрес, которую следовало бы переименовать в Грету Дель Дуррос. Насколько надо быть оторванной от реальной жизни, чтобы не побежать бегом к самолету во время обстрела(!), из-за того, что не успеваешь собрать все украшения (!!!). То, что она выжила после этого случая уже чудо, но она же и тогда ничего не поняла, решила, что позвонить жене своего высокопоставленного любовника - это именно то, что мотивирует его прийти на помощь с мешком денег. Смерть таких дам, это почти естественный отбор.
Куда интереснее все было у котика Тома, пытавшегося игнорировать войну, пока это было возможно, попытавшего красиво самоубиться, когда возможности закончились, приманив самолет противника на свет сигареты (лучшая попытка самоубийства эвар), а в конце концов пришедшего к выводу, что жизнь тлен и боль и раз уж от войны не скрыться, то какая разница кого убивать, женщин, стариков, детей или щеняток. Вам был нужен идеальный солдат без собственного мнения - вот он. Получив отпуск в Берлин, котик быстро осознал, что в мирной жизни будет так же погано, как на фронте, а может и хуже, поэтому вернулся в привычную вооруженную поганость, где и оставался до последнего.
Минутка восхищения его затравленно-больным взглядом с подозрением на бешенство:

А как очаровательно он пытался говорить по-русски. Высокий нежный голос, ммм.
Фронтовая медсестра запомнилась встречей с совершенно внезапной ярко-накрашенной советской феминисткой в военной форме, говорящей с отчетливым немецким акцентом. Это было так странно, что я даже оторвался от попутного просматривания логов и завис. Немцы нам тут сильно польстили.
Также в ветке медсестры был чудесный момент, когда, в 45-том уже, госпиталь спешно переезжает, всюду паника, люди кричат, вещи валяются, а из рупора доносится голос Геббельса, вещающего как доблестные германские защитники отстаивают подходы к границам Берлина. Ну-ну.
Брат котика запомнился тем, что превратил в реальность фразу "я в танке". Будучи контуженным гранатой, он добрался до подбитого танка, забрался внутрь и уснул.
Еще запомнился стол:

Мысленно приложил к столу Эрвина и Леви. Похорошело.
Ах да, чуть не забыл. Там имеется привязчивая песня: