Узнал, что у Уотсон есть еще 5-страничный рассказ про жизнь Оби-Вана на Татуине, до того, как он выясняет, что Эничка выжил.
Пять страниц.
Уотсон.
- сказал я себе и был прав.
Знаете, Оби-Ван, который считает тускенов паразитами и от горя собирается вырезать их племя в честь Энички, не зная, что Эничка и сам вырезал одно такое племя, мне кажется куда более жизнеспособной версией Оби-Вана, чем Оби-Ван-Иисус из "Кеноби", который любит все живое, включая татуинских бандитов.
Есть еще третья версия про тускенов из "Жизнь и легенда Оби-Вана Кеноби", там тоже есть свои плюсы, но вот эта версия будет моей любимой.

Тут примерно половина рассказа и это сплошная боль. На чем сходятся все версии, так это на том, что Оуэн был неблагодарным хуйломИногда он мысленно разговаривал с ним. Спорил до хрипоты, более ожесточенно, чем во время всех их прошлых бесед. Бесед, когда он, учитель, объяснял молодому падавану, почему поступал так, а не иначе. Теперь он говорил проще, не таясь, и ему наконец удавалось донести до собеседника все те эмоции и мысли, что он так долго хранил в душе. Во время этих разговоров Энакин внимательно слушал и понимал его.

Конечно же, он общался с призраком. Энакин Скайуокер был мертв.
*
Галактика находилась в руках ситха. Джедаи были полностью уничтожены. Он отдавал себе отчет в реальности этих фактов, но бывали моменты, когда они все равно казались ему невозможными, несмотря на то, что он лично побывал в эпицентре той бури. Некоторые события случились прямо у него на глазах, о других он узнал позже, болезненно прочувствовал, словно удары под дых.

В мыслях Оби-Вана Энакин был по-прежнему жив. Оби-Ван был одержим им так сильно, что ему казалось, что ученик сейчас появится на вершине одного из вон тех высоких песчаных холмов и снова улыбнется. Или нахмурится. Оби-Ван был на все согласен. Пусть злится, пусть бросит вызов. Только бы увидеть его снова.

Каждый день и каждую ночь он нарушал главные принципы Ордена джедаев, не мог сосредоточиться на настоящем моменте, не мог смириться. Он снова и снова проигрывал в голове каждый спор, каждый разговор с Энакином, пытаясь найти ключ, который он должен был повернуть, чтобы открыть секреты его сердца.

Почему он перешел на темную сторону? Когда это случилось? Тот Энакин, которого он знал и любил, не мог этого сделать. Что-то сломалось в нем, и Палпатин каким-то образом этим воспользовался. Оби-Ван понимал, что знание уже ничего не изменит, но он не мог удержаться от переживания одних и тех же событий снова и снова. Возможности, которые он упустил, намеки, которые он видел, и те, что не замечал.

Оби-Ван достиг вершины холма и начал спускаться вниз, к соляным равнинам. Он уже привык к почве, которая постоянно двигалась у него под ногами. Он научился идти вперед, даже когда сама земля сопротивлялась его усилиям.

Энакин всегда ненавидел песок. Это был один из тех многочисленных моментов касавшихся его падавана, которые он по-настоящему понял только сейчас, после смерти Энакина. В этом заключается ужас чьей-либо смерти: понимание приходит слишком поздно.

Будучи ребенком, Энакин мог двигаться вперед сквозь ледяную бурю, когда осколки льда резали его кожу. Он мог вышагивать километр за километром под огнем трех солнц. Он мог нырнуть в озеро, усеянное плавучими льдинами... но он начинал отчаянно ныть, если ему в ботинок попадал песок. Оби-Ван невольно улыбался, думая об этом.

Оби-Ван тоже не любил песок, но он был благодарен ему за отсутствие цвета. Он не считал Татуин привлекательной планетой, так что, по крайней мере, он не так остро чувствовал утрату, когда выходил за пределы своего дома. Когда-то он любил яркую зелень лесов, глубокую синеву озер и морей. Здесь все сливалось со всем: холмы, скалы, возвышенности, дорога. Не было растительности, радующей взгляд, буйства цветов, способных вернуть вкус к жизни. А он и не желал ничего различать. Он хотел бесцветной земли, тусклого света, глубоких теней. В данный момент его устраивало именно это.
*
Он ждал Квай-Гона. Йода утверждал, что его бывший Учитель был сильнее большинства из тех, кого они знали, как с точки зрения могущественности, так и в плане восприимчивости к Силе. И более того. Теперь Квай-Гон знал как можно победить смерть. Он прошел обучение у древних Уиллов, и он мог бы подготовить Оби-Вана.

Но Квай-Гон не желал говорить с ним. Все, что он слышал – это завывания ветра.

Оби-Ван потянулся было к Силе, чтобы найти его, но наткнулся лишь на скудную активность жителей бесплодного мира. Непривычно было жить в Галактике, где не осталось других джедаев. Он и не осознавал раньше, как привык к тому деятельному присутствию в Силе его товарищей, которым был окружен всю свою сознательную жизнь. Они поддерживали его, а он этого даже не замечал.

*

Тебя сбивают со следа вовсе не тускены. У тебя проблемы с концентрацией.

Вот что сказал бы ему Квай-Гон, и он был бы прав.

Оби-Ван вышел к каньону, который был изрезан волнистыми руслами высохших рек. Пока глаза изучали почву в поисках сместившихся камней или полустертых следов от копыт бант, часть его сознания снова сместилась в прошлое.

Энакин когда-то проделал тот же самый путь. Он успешно выследил племя тускенов, похитивших его мать, невзирая на то, что Шми так долго находилась в плену. Он нашел ее, но слишком поздно. Он привез ее мертвое тело назад на ферму Ларсов.

Что еще он сделал в ту ночь? Оби-Ван не имел представления. Он только знал, что, начиная с того момента, Энакина начала окутывать тень и Оби-Ван больше не мог пробиться к нему. Он пытался поговорить об этом с падаваном, но тот ушел от ответа. Сейчас Оби-Ван понимал, что Энакин доверился Падме, вместо того, чтобы прийти к нему. Энакин и Падме тайно поженились, и отчасти именно из-за этого брака Оби-Ван чувствовал непреодолимую преграду между ним и его падаваном. Если бы Энакин рассказал ему о женитьбе, он бы понял. Не одобрил бы, но понял.

Он тоже испытывал искушение. Он тоже любил. Если бы только Энакин доверял ему.

Если бы только...

Почему нет? Потому что Оби-Ван обманул его ожидания. Если бы он был лучшим учителем, если бы в его душе было больше доброты и мудрости, как у Квай-Гона... Энакин мог бы сблизиться с ним, не стеснялся бы свободно рассказывать обо всем, что он думал или чувствовал...

Если бы...

Они летали вместе, крылом к крылу. Они полагались друг на друга. Он становился более уверенным, когда Энакин был рядом. Благодаря Энакину, он не боялся рисковать.

Но, в конечном счете, он потерял все.

“Ненавижу тебя!” – кричал ему Энакин на Мустафаре. Корчась от боли на черном песке. Река лавы горела у него за спиной.

Именно туда Оби-Ван возвращался чаще всего. К этому образу ненависти. Потому что не имеет значения, как Палпатин развратил Энакина, не столь важно почему темная сторона поработила его, какие решения он принимал, руководствуясь своим гневом, своей яростью. Он был учеником Оби-Вана и в конце концов он возненавидел его. Именно это было неоспоримым доказательством его провала, как наставника.

Пейзаж перед глазами потускнел, и Оби-Ван увидел черный прах Мустафара. Он ощутил вкус пепла во рту, огонь в легких.

После всех своих миссий, после всех своих странствий он и вообразить не мог, что познает когда-нибудь такую агонию, такие муки.

*

Тогда он повел банту назад, ближе к шатру. Все влагоуловители должны были поместиться на спине одного животного. К счастью, банты были хорошо приспособлены к перевозке тяжелых грузов.

Дерзкий план. Энакину бы понравилось.


*
Он был сильнее, чем они рассчитывали, но они не были обескуражены. Он мог чувствовать их жажду крови. Он только приводил их в еще большую ярость.

Боевой стиль Оби-Вана всегда заключался в уклонениях и введении в заблуждение. Его наиболее успешные поединки основывались на умении отклонить атаку и застать врасплох своего соперника. Он редко полагался на грубую силу, чтобы достичь победы.

Энакин научил его быть агрессивным.

Он осознавал, что агрессия – это то, что отлично знали тускены. Они подпитывались ее, они жили ей. Они не возделывали землю, ничего не создавали и не покупали. Они нападали, они отнимали и они выживали.

Время замедлилось. Он смотрел в их лица, скрытые намеренно устрашающими масками. Круглые темные дыры вместо глаз, металлические обломки вокруг зияющих провалов ртов. Не видно ни полоски кожи. Это слишком смягчило бы их, сделало бы похожими на других живых существ, каким-то образом связало бы их с другими живыми созданиями. Они хотели быть особыми. Они хотели походить на ходячих мертвецов.

Он задохнулся от отвращения. Народ Песков ничего не создавал и ничего не отдавал. Они попросту паразитировали на слабых. Владельцы ферм, добывающие воду, которые работали, как каторжные, целые дни напролет, подвергались набегам, часто заканчивающихся смертями и разрушениями. Оуэн и Беру могли быть разорены, им пришлось бы голодать, если бы он не смог вернуть им похищенные влагоуловители.

Они истязали мать Энакина в течение месяца. Просто чтобы испытать ее силу воли. Стоило ли удивляться тому, что в душе Энакина осталась такая глубокая гноящаяся рана?
*
Он мог бы сделать это для Энакина. Его падаван был мертв, его брат, его друг, его любимый ученик. Он мог бы посвятить ему это деяние. Страшную ярость, спущенную с цепи. Отмщение. Месть существам этого мира, чьи души настолько темны, что жизнь других созданий абсолютно ничего не значит для них. Они лишали других надежды. Это было то, на что рассчитывали ситхи – на существ, подобных этим.

Они завладели галактикой. Они победили.

Но не здесь и не сейчас.

*
Он держал меч в той манере, что для любого джедая служила сигналом к началу битвы. Он не колебался; не сомневался в том, что сможет победить их всех, разрушить этот лагерь до основания.
Он чувствовал, как в душе закипает гнев и наслаждался этим. Гнев рос внутри него, вытесняя все остальные чувства. Он хотел стать одержимым. Он не желал быть осторожным. Пусть эта ярость полностью поглотит его и освободит от боли.

Не уподобляйся своему врагу.

Голос Квай-Гона был помехой в голове. Он не хотел его слушать. В этот миг он не хотел о нем помнить.

Но воспоминание было слишком ярким.

Сострадание Квай-Гона не имело пределов. Да, его Учителю недоставало терпения. Он мог быть жестоким. Но его связь с живой Силой никогда не ослабевала. Он не лишал жизни, если были другие варианты решения проблемы.

Альтернатива.

Что всегда говорил Квай-Гон? Если ты знаешь их слабость, ты можешь победить своего врага. Разоблачи то, что они из себя представляют.
*


Этой ночью он привез Ларсам влагоуловители.

Он не ожидал от них ничего, но прохладная реакция Оуэна его по-настоящему удивила. Тот смотрел на влагоуловители с каменным лицом. Беру медлила. В свете, падающем из открытой двери фермы, он мог видеть на ее лице борьбу эмоций. Она испытывала облегчение из-за того, что Оуэну не надо будет сражаться, но не хотела быть должницей Бена Кеноби.

"Я просил тебя не лезть", – произнес Оуэн

"Это то, что я мог сделать", – ответил Оби-Ван.

"Не то, чтобы мы не были благодарны, – сказала Беру, – Это..."

"Мы сами можем позаботиться о своей ферме, – закончил Ларс. – Мы – семья."

Они стояли близко друг к другу, с прильнувшим к груди Беру Люком между ними. С внезапной четкостью Оби-Ван увидел пальчики ребенка, маленькие и безупречные. Рот младенца открылся, и он издал детский звук, нечто вроде хныканья, которое Оби-Ван не знал, как понимать. Живая Сила была одной вещью. Дети – совершенно другой.

Беру протянула палец, и Люк ухватился за него, на этот раз издав звук, в котором Оби-Ван различил удовлетворение.

"Я пойду", – сказал Оби-Ван.

Оуэн Ларс чопорно наклонил свою голову. "Спасибо", – произнес он мрачно.

Оби-Ван повернулся спиной к открытой двери. Он выбрался с фермы и поплелся прочь. Песок набивался в его ботинки. Он почувствовал, как поднимается ветер – в той непредсказуемой манере, к которой он успел привыкнуть на Татуине.

Песок оседал на его щеки. Такова была его нынешняя жизнь. Защищать ребенка, который о нем не знал и мог вообще никогда не узнать. Жить в полной изоляции. Не быть ничьим учителем, больше ни с кем не связывать свою судьбу.

Сосуществовать с воспоминаниями, с которыми он не мог жить. Хранить память об Энакине, сжигающую его изнутри, как сильнейшее пламя.

Вставать каждое утро, влачить свой крест, охранять, жить, в то время как многие умерли.

И продолжать идти вперед.